Архитектор тектоники

Все мы, катаясь зимой на лыжах или прогуливаясь летом по горным тропинкам вокруг любого из альпийских курортов, вряд ли задумываемся о том, что у этих трасс и троп есть свои архитекторы.

Точнее, мы об этом думаем, когда видим уродства и недостатки – когда, допустим, трасса срезала лес на склоне горы или тропа завела куда-то не туда. А когда все вокруг прекрасно – и кататься комфортно, и пейзаж восхищает, – как-то и в голову не приходит, что у этой естественной красоты есть другие архитекторы, помимо Бога. На самом деле человеческое вторжение в природный ландшафт может быть ювелирным – в смысле, и точным, и красивым. Более того, оно только таким и может быть.

Часто доводилось наблюдать первую реакцию лыжников, впервые оказавшихся в Шамони. Они стоят внизу, запрокинув головы и обводя взглядом первозданно дикие скальные вершины и добегающие до их подножья густые хвойные леса, и спрашивают: «А где здесь кататься?» Этот вопрос – большой комплимент для Луи Фоллиге, архитектора многих горнолыжных трасс, их строителя и… хранителя.

Луи родом из простой крестьянской семьи, сохранявшей свое традиционное хозяйство до недавних пор. Его отец был гидом. Однажды он сопровождал в поездке короля Бельгии и всю его семью. Король даже посетил их дом. Монархам всегда любопытно, как поживают крестьяне. А крестьяне так и живут: сегодня ты гид короля, завтра – беженца. Пришла война, и отец Луи сопровождал в Швейцарию потайными горными тропами бегущих от нацистов евреев, проводя их в обход кордонов и постов. Луи помнит, как его семья в течение полугода прятала одного еврея в своем доме в Бюанасси. За это, кстати сказать, нацисты расстреливали горцев семьями.

– Как звали этого человека?

– Грие. Господин Грие. Кажется, так звучала его фамилия, хотя за точность произношения не поручусь.

Романтический образ, присущий профессии гида изначально, для послевоенного поколения подростков был умножен на героический пример их отцов. Поэтому с профессиональной ориентацией проблем не было. Кем быть? Конечно, гидом! Луи стал лучшим в своем выпуске школы ENSA.

После экзаменов – естественно, блестяще сданных – школа пригласила его остаться в ней преподавателем. Для простого парня из крестьянской семьи, живущей в послевоенной Франции почти натуральным хозяйством, предложенная зарплата казалась колоссальной. Но он отказался, подумав, что…

– …ну какой из меня, в общем, преподаватель? Мне уже тогда хотелось что-нибудь строить. Мой друг Шарль Бозо, один из лучших лыжников Шамони, по завершении спортивной карьеры получил множество контрактов на участие в качестве эксперта в строительстве инфраструктуры курорта и выбрал проект по обновлению Бревана. Он и уговорил меня участвовать в проектировании новых подъемников и трасс. Впервые канатную дорогу на Бреван проложили в 1928 году. Первоначально это был подъемник для простых туристов, которые раньше отправлялись в горы верхом на мулах, то есть не для лыжников. В 1936 году построили гондолу, ведущую на самый верх горы. Это уже было для лыжников. Потом настало время полного обновления. Финансировали строительство новых канатных дорог Ротшильды, родственники тех самых Ротшильдов, которые построили Межев.

– Как ты решил, что надо менять, а что надо оставить?

– Менять надо было все. Поменяли все системы, кроме опор, которые демонтируют только сегодня. А тогда главной задачей была прокладка новых трасс для горнолыжников. Учитывая, что верхняя часть горы Бреван – скала, это было нелегко. Теперь на вершину Бревана при желании можно заехать на джипе, а потом посмотреть вниз и удивиться тому, как ты сюда попал. Я прокладывал трассы так, чтобы их вообще не было видно летом. Это было моим принципом действия. Раньше был всего один горнолыжный спуск с Бревана. В течение тридцати лет я создал двадцать шесть канатных дорог и еще больше трасс – почти все от Шамони до Швейцарии.

В процессе этого строительства было передвинуто два с половиной миллиона тонн камней и грунта. А где они? Да вот тут же и лежат, разложенные так естественно, будто их не люди двигали, а ледники или в крайнем случае мифические циклопы. Когда специалисты, строившие трассы в Куршевеле методом простой геометрии, то есть сбривая грейдерами лес и выравнивая склоны, приехали в Шамони, они специально разыскали Луи, чтобы выразить ему свое восхищение. «Мы так не смогли бы», – сказали они и уехали. А он остался, чтобы продолжать строить трассы. Сколько их потом еще было… Ле Тур, Валорсин… Теперь Луи давно на пенсии, а его все уговаривают помогать строить или перестраивать трассы. Вот Лез Уш не так давно уговорил... Из других стран тоже приезжают к нему за советом. Недавно наведались люди, собирающиеся строить горнолыжный курорт в Карпатах.

– Принесли план того, что они там затевают, – это был просто кошмар! Кажется, мне удалось их в этом убедить.

Секрет его компетенции прост как вода. Он знает, как течет вода, и так же строит – используя максимально естественные рельефы ландшафта. Гид, горец и охотник, Луи знает лес и горы наизусть. Он не прокладывает трассу, но вписывает ее в природный ландшафт, который читает словно книгу. Он знает тропы диких животных и учится у них использовать естественный рельеф для оптимизации динамики перемещения двуногих существ по вертикалям. Так что если при прохождении трассы вас накроет волна не то восторга, не то адреналина на каком-нибудь особенно живописном вираже, то знайте, что идею данной траектории Луи подсмотрел у подсмотрел у горной антилопы, или шамуа, как ее куртуазно именуют французы.

– Какие основные проблемы, с которыми приходилось сталкиваться архитектору пейзажа?

– Проблемы? Проблема везде одна – бюрократия. Мы просто говорим на разных языках. Так же и кадровая политика строительных компаний – порой она такова, что компания лучше наймет рабочих по объявлению откуда попало, чем местных. Я же всегда настаивал на том, что на работу нужно приглашать именно местных жителей, чтобы в дальнейшем не возникало и возможности для конфликтов и разногласий.

– Летом я попытался подняться по учебному склону зоны катания «Савой» и обнаружил, что там, где зимой можно было свободно кататься на лыжах, непосредственно вдоль бугельного подъемника, летом стоит заграждение и написано: «Privat». Возникали ли земельные споры у строителей с местными собственниками?

– Разногласия, естественно, возникают, но обо всем можно договориться. Земли трассы «Савой» тому пример. Давным-давно, когда едва построили эту канатку, был подписан договор, согласно которому собственники земли не возражают простив ее использования зимой в качестве лыжного склона.

– Современный техногенный мир создает себе новую религию – экологию. А когда экология превращается в религию, экологическая экспертиза начинает напоминать святую инквизицию. Экологи вмешиваются в вашу работу?

– Умные экологи мою работу приветствуют, так как понимают, что ее принципы глубоко экологичны. Например, я всех убеждаю не избавляться от коров, продолжать их пасти, ведь благодаря животным происходят регенерация почв непосредственно в горнолыжных зонах, укрепление травяного покрова и предотвращение эрозии горнолыжных склонов. Если бы мы об этом не позаботились бы изначально и не просчитали все досконально, то дожди и ветра за два-три лета превратили бы трассы в овраги. В общем, если все делать с умом, то всем будет хорошо – и туристам, и коровам, и экологам, и чиновникам.