В баре у мельницы

В Шамони много замечательных баров и, наверное, один, в котором его хозяин, он же бармен, в совершенстве говорит по-русски. Ксавье Монард много лет жил в России, изучил нашу «загадочную русскую душу» досканально, так что в его баре Le Mouline, «Мельница», единственный кросскультурный барьер – это сама барная стойка. То есть никакого языкового и ментального барьера в плане «чего налить» здесь не предполагается. В барах Шамони барные стойки не разделяют народы мира, но объединяют нас в эт-т-то... как его... ч-ч-че-ло-ве-чест-т-тво...

Ксавье из местных. Самых что ни на есть коренных шамоньяров. Недавно Морис Ге, историк генеалогии всей долины, приготовил для него генеалогическое древо, уходящее корнями в начало XVI столетия.

– Кем были твои предки?

– Простыми савойскими крестьянами. Таковыми они и оставались до 1960-х годов, пока возможно было прокормить семью сельским хозяйством. А потом – бум туризма, и надо было что-то предпринимать. Вот и построили потихоньку ресторан, он же бар, клуб, в общем, популярное было место, до шестисот гостей одновременно могло принять. А потом родители решили его продать, и остался только мой бар в том же здании.

– Как тебя занесло в Россию?

– Просто было интересно. Огромная, на полконтинента страна, огромные возможности. Я окончил университет и решил поработать в Москве. Нашел какую-то фирму, занимавшуюся трудоустройством. Мне сказали – приезжай, и я приехал. Пришел по адресу будущей работы и выяснил, что меня там никто не ждет. А я по-русски тогда еще вообще не говорил. Ну, потом все как-то устроилось. Мне нашли другую работу. В итоге я оказался в некоем турагентстве, занимался развитием франко-русского экологического туризма. Потом занимался мебельным бизнесом.

– Как же ты так здорово русский язык выучил? В университете учил?

– Нет. Я в Россию приехал – вообще не знал русского. Сначала поселился в Люберцах...

– Да, там быстро учат...

– Потом переехал в Москву. Жил с одной русской девушкой, заодно и язык выучил.

За день до того он в своем баре устроил вечеринку а ля семидесятые и сам нарядился в эдакого эстрадного негра, вымазал лицо гримом, парик нацепил так, что его родная собака не узнала, чуть не покусала.

 – Вчера хорошо поработал?

– Да, хорошие были клиенты. И заказывали много всего, и сами люди культурные.

– У французов, живущих в Москве, насколько я знаю, в 1990-х годах была своя мифология, дескать, русские банкоматы похищают французские банковские карты...

– Да, было такое, многое было непонятно, страшно и одновременно притягательно.

– А что скажешь про русских туристов, приезжающих в Шамони? Как, на твой взгляд, изменились они в своей массе?

– Конечно! Десять – пятнадцать лет назад русские туристы сильно отличались от прочих во всем – и одеждой, и поведением. Часто тебе просто швыряли деньги, как кость собаке. Дескать, если ты его обслуживаешь, значит, ты какое-то чмо...

 – Это у нас больная тема. Сфера обслуживания у нас ассоциируется с личным унижением и требует компенсации и/или самоутверждения. Рудименты крепостного права, сформировавшие в национальной ментальности «комплексы холопа», так сказать...

Особенно фонтанировали они в первые годы после открытия нашей изолированной на весь XX век страны...

 – Да, эти комплексы особенно чувствовались в середине 1990-х, когда в Альпы поехали первые массовые туристы. Но теперь все изменилось, и русские, приезжающие сюда, в Шамони, – весьма культурные люди. Это очень заметно. У них есть деньги, но они уже не сорят ими напоказ, как раньше, а вполне разбираются и в ценах, и в качестве.

– У тебя сохранились какие-то связи с Россией?

– Да, конечно. У меня там бизнес в Республике Коми. Пгт Троицко-Печорск.

– Что за бизнес?

- Мы придумали жать «еловое масло»: собираем ветки, щепки после лесоповала, измельчаем, пускаем пар – вот и масло получается. Разливаем в бочки по сорок литров и продаем его в Европе, Америке.

– А в России?

– В России оно пока не так востребовано.

– Рабочие все местные?

– Абсолютно все. Мы даем работу более чем тысяче человек... Наше предприятие там единственный работодатель. Там же нет ничего. Радио не было. Молоко привозят два раза в неделю. А еще кроме «елового масла» мы придумали разводить там золотой корень целыми плантациями...

– Вы какие-то суперкреативные ребята. Но как тебе в целом делать бизнес в России? Что ты вообще думаешь по этому поводу?

– Интересно. Хотя тяжело. Нет стабильности ни с партнерами, ни с властями. Например, один другой француз туда приехал и увидел, как много отходов с лесозаготовок просто пропадает просто так – ветки, опилки, мусор... Он подумал, что это можно собирать, прессовать и делать поддоны. Договорился о цене, построил заводик, а ему цену взвинтили чуть ли не в сто раз. Дескать, ага! Ты тут на нашем мусоре зарабатывать собрался! В результате он все закрыл и уехал. А те остались ни с чем. Хотя могли бы хоть что-то зарабатывать. Вот эта ситуация для России типична.

– А с властями? У нас же редкий политик не трындит о важности зарубежных инвестиций в экономику. По идее вас с вашим гуманитарно-экологическим бизнесом наши власти на руках должны носить.

– По идее это так. Говорят, аж сам Путин собрался посетить наше предприятие. Но Путин приехал и уехал, а от предчувствия, что у тебя там бизнес могут просто отобрать, не деться. И чем эффективнее предприятие, тем острее эти предчувствия. И мы знаем, как себя вести в ситуации, когда к тебе уже пришли...

– И как?

– Есть три варианта. Когда к тебе придут и предложат отдать бизнес, можно сразу отдать его и ничего не получить взамен. Можно упереться и их послать, и тогда тебя начнут кошмарить. А можно сказать: «Надо подумать» – и начать торговаться. В этом случае ты, конечно, бизнеса в России лишишься, но есть шанс хоть что-то получить.

– Бизнес везде бизнес, это всегда зона риска. А что бы ты отметил такого особенного в культурной жизни?

– Ваша великая русская культура – это именно то, что вселяет оптимизм. Народ, обладающий таким наследием, просто так пропасть не может.

 – В общем-то да, если он в двадцатом веке выжил, то благодаря именно этому...

– Но в организации культурной жизни есть еще много, как вы говорите, «совка»...

– Например?

– Вот пример. Цены на билеты в Эрмитаж для русских одни, а для иностранцев – другие.

– Притом под «иностранцем» понимается и богатый американец, и нищий камбоджиец...

– Лично я в принципе не возражаю против того, что с меня возьмут в пять раз больше, чем с петербуржского библиотекаря, зная, что у нас разные доходы.

– Мягко говоря, да, они несколько разные...

– Но если я попадаю в Эрмитаж как иностранец, вы и обращайтесь со мной как с иностранцем. Таблички под картинами все переведите хотя бы на английский.

– Ты же по-русски отлично говоришь!

– Но читать-то по-русски я не умею! Мы же с моей русской девушкой не письменным же языком занимались!

– Кстати, куда девушка делась?

– В Москве осталась.

– А что с собой не взял?

– Потому что дурак был.

Беседовал Константин БАННИКОВ

Bar du Moulin

80, rue des Moulins

74400, Chamonix

Тел.: +33450186327

bardumoulin@gmail.com